Поскольку Н.А. Дурасов всю жизнь прожил холостяком и не имел прямых потомков, то Люблино унаследовала его сестра Аграфена Алексеевна Дурасова (умерла 1835), вышедшая замуж за родственника генерал-лейтенанта Михаила Зиновьевича Дурасова (1772-1828), сохранив, таким образом, родовую фамилию. Однако подлинным хозяином Люблина, занимавшимся всеми делами по имению, был муж их дочери Агриппины Михайловны (умерла 1877), генерал-майор Александр Александрович Писарев (1780-1848), бывший одним их теоретиков масонства. Во время Отечественной войны он командовал гренадерской дивизией и вышел в отставку генерал-майором. Впоследствии А.А. Писарев был назначен попечителем Московского учебного округа, а затем Варшавским военным губернатором. Одно время А.А. Писарев возглавлял Общество Любителей Российской Словесности. Также он являлся автором ряда художественных и мемуарных произведений.
Уже при них Люблино превратилось в дачное место (т.е. это произошло значительно раньше, чем принято считать), где состоятельные горожане снимали летние дачи. В праздники количество посетителей увеличивалось. Многие москвичи приезжали с семьями, чтобы один день отдохнуть в Люблине. Большой регулярный усадебный парк содержался в чистоте. Сама усадьба поддерживалась с той же пышностью, как и было при Н.А. Дурасове. Были заведены обширный огород и прекрасный скотный двор, для которого было выписано стадо дорогих тирольских коров; сооружена образцовая ананасная теплица, нагреваемая “изобретенным недавно открытым способом”. В саду и оранжереях прибавилось экзотических растений. Гостей по-прежнему было много. И.М. Снегирев, посетивший Люблино 23 июня и 19 июля 1824 г., вспоминал, что первый раз приехал к А.А. Писареву на именины его жены и тещи вместе с Н.В. Посниковым и А.З. Дурасовым (братом М.З. Дурасова), второй раз «…застал Дурасовых, вице-губернатора Храповицкаго, [Е.Е.]Ренкевича, князя [П.И.]Шаликова, Волкова…». Теперь вместо спектаклей гости, по свидетельству И.М. Снегирева, «с удовольствием до и после обеда гуляли в саду и любовались местоположением, для сада выгодным; князь Шаликов все разговаривал с красавицами Гранжан, смотрели пригнанных из Тироля коров, каждая по 35 черв[онцев], пустили их гулять на лужок; оне ниже ростом и полнее телом наших коров. В роще померанцевых деревьев сели в кружок и говорили о женщинах; хозяин Люблино пишет о них статью для «Д[амского] Ж[урнала]» [его редактором и был князь П.И. Шаликов].
Ко времени А.А. Писарева относятся и первые публикации о Люблино. Привечаемый им малоизвестный писатель И.Г. Гурьянов опубликовал очерк, написанный им по впечатлениям посещения усадьбы 5 августа 1825 г. “Ныне нет здесь представлений, но жители столицы все ездят сюда проводить время, и принимаются с тем же гостеприимством, с каковым и прежде; здесь во всякое время встречается посетитель с услужливостью: пожелает ли он посмотреть дом, театр или хороший сад с отличною оранжереею – приставленные к сему служители все ему покажут и удовлетворят его любопытство. Пройдя флигели и небольшую площадку, вы войдете в оранжерею и удивитесь царствующему здесь порядку и чистоте; вся оранжерея разделяется на десять зал; шестая, составляющая середину сего весьма большого здания, круглая, покрыта куполом и освещается сверху; на самой средине стоит отличное по величине померанцевое дерево: тщательно сохраненное, оно заслуживает особое замечание; не говоря о том, что густые ветви его занимают знатное пространство сего зала, скажем, что стебель оного имеет в окружности 14 вершков; признаюсь, что подобного ему я не видел даже в Горенках И.Г. Гурьянов отметил, что тогда рядом с оранжереей в особом здании находилось ананасное или цветочное отделение, в котором самым примечательным было финиковое дерево; перед оранжереей находились парники, а за ним своего рода питомник, где выращивались молодые деревья. Судя по некогда принадлежавшей искусствоведу А.Н. Гречу редкой гравюре по рисунку Г. Афанасьева “Загородный дом генерал-лейтенантши Дурасовой в 7-и верстах от Москвы”, в то время в Люблино также существовали большой мост через пруд, очевидно, понтонный или плашкоутный, и находившийся рядом с ним небольшой парковый мостик на дорожке, ведущей по берегу пруда. Известно, что еще один мост на этой же дорожке был перекинут через небольшой залив.
В 1835 г. Люблино унаследовала жена А.А. Писарева Агриппина Михайловна. Тогда Писаревы обычно жили в другом своем подмосковном имении Большие Горки (более известном под современным названием Горки-Ленинские). А Люблино так и осталось популярнейшей дачной местностью, посещаемой многими москвичами. Тем не менее и ее коснулись перемены. Были заведены обширный огород и прекрасный скотный двор, для которого было выписано стадо дорогих тирольских коров; сооружена образцовая ананасная теплица, нагреваемая “открытым способом”. В саду и оранжерее прибавилось экзотических растений. По свидетельству современника, сад и оранжерея никогда еще не были в таком цветущем состоянии, даже при Н.А. Дурасове. Несмотря на это, есть основания полагать, что в семейной жизни Писаревых не всё было гладко. Так на письме А.А. Писарева 1840 г. историку Н.Д. Иванчину-Писареву, опубликованному в сборнике «Старина и новизна» (историческом сборнике, издаваемом при Обществе ревнителей русского исторического просвещения) сделана приписка: «Увы! Меня выгоняют из моего гнездышка, из моего дорогого Люблино…» (перевод с французского)
В середине ХIХ века, после смерти мужа, А.А. Писарева, уже не справлявшаяся с управлением таким большим хозяйством, решила расстаться с Люблино. По некоторым данным, она продала имение с усадьбой московскому богачу Н.П. Воейкову. В свою очередь Люблино со временем перекупили известные коммерсанты – купец 1-й гильдии Конон Никонович Голофтеев (1822-1896), бывший почётным попечителем школы садоводства, и его компаньон и родственник Петр Николаевич Рахманин (умер 1873?). Они занимались торговлей “модным дамским товаром” под фирмою “К.Голофтеев и П.Рахманин”. Оба предпринимателя превратили Люблино практически целиком в дачный поселок. Господский дом, в котором они поселились, подвергся небольшим переделкам, в ходе которых северная колоннада был застеклена, заложены арки в цоколе, между колоннами установлены балюстрады. Тем не менее, реконструкция здания была проведена очень бережно, его облик почти не изменился. Бережно сохранялись старинная мебель и картины западноевропейских художников Барбери, Ван-Гельда, Мено, Швенинга. У входа в дом стояла статуя ХVIII века, изображающая аллегорическую фигуру “Молчание”, возможно, сохранявшаяся ещё от дурасовских времен.
Одну из дач в Люблино летом 1866 г. снимал Ф.М. Достоевский. Приехав в середине июня из Петербурга в Москву, он остановился в гостинице Дюссо, где прожил полторы недели. Известно, что уже в то время писатель совершил поездки к семье своей сестры В.М. Ивановой, снимавшей на лето дачу в Люблино “близ Кузьминок, за 8 верст от Москвы”.
Люблино Ф.М. Достоевскому понравилось настолько, что уже 25 июня он “по знакомству, за половинную цену” нанял до начала сентября пустующую дачу по соседству с Ивановыми и вернулся в Москву “на три часа” сделать хозяйственные покупки. В тот же день Ф.М. Достоевский написал письмо своему пасынку П.А. Исаеву, в котором пригласил его пожить у него на даче в Люблино.
По свидетельству Н. Фон-Фохта, Достоевский занял одну комнату на втором этаже пустого каменного дома. Это позволяло ему сосредотачиваться и работать в “невозмутимой тишине”.
Тогда писатель работал над окончанием второй части “Преступления и наказания”. Обычно он просыпался и вставал около девяти часов утра, завтракал, а затем “тотчас же садился за работу, которую не прерывал до трех часов пополудни. Обедал он у Ивановых, где уже и оставался до самого вечера”, “писал по вечерам крайне редко, хотя говорил, что лучшие и наиболее выразительные места его произведений всегда выходили у него, когда он писал поздно вечером”. Вместе со своими родственниками и их друзьями Ф.М. Достоевский совершал прогулки по окрестностям Люблино. Так он посетил Кузьминки и Царицыно.
Почти каждую неделю писатель ездил в Москву в редакцию журнала “Русские ведомости”, в котором тогда публиковали роман “Преступление и наказание”. После общения со своими редакторами Н.А. Любимовым и М.Н. Катковым, он “всегда возвращался домой недовольный и расстроенный”, потому что “ему приходилось почти всегда исправлять текст или даже прямо выбрасывать некоторые места вследствие разных цензурных стеснений”.
Ф.М. Достоевский был приглашен на праздник в честь именин своих компаньонов К.Н. Голофтеева и П.Н. Рахманина, состоявшийся 29 июня в Петров день. Племянница писателя М.А.Иванова вспоминала, что оба предпринимателя “… устраивали большое торжество, со званным обедом, увеселениями и фейерверком. Съезжалось богатое московское купечество; дачники, жившие в Люблино также получали приглашение. Такое приглашение вместе с Ивановыми получил Достоевский. Сестра очень уговаривала его пойти на обед, он отказывался, наконец согласился с условием, что скажет в качестве спича приготовленные стихи. В.М. Иванова захотела заранее узнать, что он придумал, и Достоевский прочел:
“О Голофтеев и Рахманин! Вы именинники у нас. Хотел бы я, чтоб сам граф Панин обедал в этот час у вас. Красуйтесь, радуйтесь, торгуйте и украшайте Люблино. Но как вы нынче ни ликуйте, Вы оба все-таки…!”
На торжественный обед Достоевский не пошел.
9 июля в Люблино приехал погостить брат писателя А.М. Достоевский со своею тринадцатилетней дочерью Евгенией. “По делам мне несколько раз приходилось ездить в Москву… в одну из таких поездок, в июле 1866 г. я взял с собою старшую дочь Женичку и оставлял ее на несколько дней погостить в Люблино на даче у Ивановых. Там в это время жил и брат Федор Михайлович … вблизи от Ивановых … Он также принимал меня отлично, а мою дорогую Женичку просто на руках носил” – вспоминал впоследствии А.М. Достоевский.
Биограф писателя Л. Гроссман отмечал, что “В Люблине Достоевский пережил еще одно большое душевное событие, быть может, единственное в его жизнии – глубокую, чистую духовную любовь. Такое высокопоэтическое чувство он питал к своей племяннице, двадцатилетней Сонечке… Это была старшая дочь в семье, воспринявшая от своего отца – врача и педагога – драгоценные черты его характера, столь горячо признанные Достоевским: “У этого человека долг и убеждение были во всем прежде всего”.
Впоследствии впечатления Достоевского от жизни в Люблино нашли отражение в его произведении “Вечный муж” при описании посещения героями семейства Захлебиных, а некоторые “странности” племянника писателя А.П. Карепина нашли свое воплощение в чертах одного из центральных героев повести – Трусоцкого.
Помимо дач, ансамбль Люблино дополнила гармонировавшая с ними деревянная одноглавая церковь Петра и Павла, выполненная в русском стиле по проекту архитектора Н.А. Шохина. К.Н. Голофтеев и П.Н. Рахманов присмотрели её на Политехнической выставке, устроенной в 1872 году в Александровском саду Московского кремля, где помимо прочего экспонировались возможные образцы типовых загородных построек. В 1873 г. церковь была перевезена в Люблино и собрана восточнее господского дома. Есть основания предполагать, что при этом к ней была прирублена трапезная со звонницей. Однако дом священника в Люблино так и не появился, так как церковь считалась не самостоятельной, а приписной к церкви в Кузьминках. Нужно отметить, что национальные мотивы широко использовались и в архитектуре люблинских дач. Примерно в то же время после смерти П.Н. Рахманина К.Н. Голофтеев стал единственным владельцем Люблино.
Сооружение Московско-Курской железной дороги способствовало развитию Люблино как дачной местности. Недалеко от усадьбы появилась одноименная ей железнодорожная станция, впоследствии переименованная в Люблино-Дачное. От станции к усадьбе была проложена аллея. Удобство сообщения с городом, прекрасный сосновый лес за дачами, купание в прудах со временем превратили Люблино в одно из популярнейших в то время мест летнего отдыха, в особенности для москвичей, занятых летом в городе. Поэтому, кроме дач, сдававшихся непосредственно в усадьбе, рядом с нею был основан дачный поселок, получивший название Новый.
Между железной дорогой и Москвой-рекой образовался Китаевский поселок, названный по фамилии владельцев земли, в котором были и общество благоустройства, и ресторан, и почта. В советское время его переименовали в Кухмистерский в память Ефима Кухмистерова, председателя московского профсоюза железнодорожников.
Как и в Кузьминках, дачная жизнь в Люблино была тихая и спокойная. Специальных увеселений не было, за исключением очень редких танцевальных вечеров в особо устроенном павильоне. Позже у станции появился театр, в котором местные актёры-любители, а иногда и заезжие профессионалы развлекали публику спектаклями, концертами и балами. Однако не все дачные сезоны бывали удачными. Вот как, например, описано дачное лето в Люблино в 1882 г. в газете «Московские ведомости»: «Настоящий летний сезон, несмотря на прекрасное местоположение и удобство дачных помещений, привлек не особенно много нанимателей, так что даже прекрасно устроенные дачи купца К. Голофтеева, которых здесь около семидесяти, и то не все заняты. Дома, которые прежде бывали заняты одним семейством, в настоящее время вмещают в себя по нескольку семейств, что можно, пожалуй, отчасти отнести к всеобщему безденежью. Прекрасная роща, среди которой помещаются почти все дачи, по вечерам наполняется гуляющей публикой, так как это единственное в настоящее время развлечение. Театр, в котором в былые годы устраивались спектакли и танцевальные вечера, пустует; и будут ли двери сего храма Мельпомены открыты в текущий сезон – неизвестно; дачники, по-видимому, как то апатично к этому относятся. Есть здесь прекрасные купальни, устроенные у берега Люблинского пруда, над горой, против дачи г. Голофтеева [т.е. господского дома], но одно только неудобно, что общественных купален нет, а отдельные находятся каждая в пользовании пяти-шести семейств, так что нельзя располагать определенным временем и часто приходится дожидаться достаточно долго, когда купальня освободится».
По свидетельству журналиста А.А. Ярцева, в конце 1880-х гг., т.е. еще при жизни владельца, Люблино перешло к его сыну Николаю Кононовичу Голофтееву (1846-?), впоследствии действительному статскому советнику, бывшему гласным Московского уездного земского собрания и крупным благотворителем. Так он и его жена Вера Александровна Голофтеева (1857-1905) были попечителями находившихся в Москве Голофтеевской школы для рукодельниц общества поощрения трудолюбия и богадельни для престарелых имени Н.К. и В.А. Голофтеевых. Их дочь Елена Николаевна Эшлиман (1877-?) была попечительницей начального земского училища в находившейся недалеко от Люблино деревни Курьяново. Части наделов Курьянова, соседних деревень Марьино и Батюнино, а также принадлежавшее казенному ведомству Чагинское болото в 1892 г. отошли под гигантские очистные сооружения города — поля фильтрации, занявшие более тысячи десятин земли. По соседству с Люблино поля получили название Люблинских, хотя непосредственно территория Люблино никогда не входила в их состав.
Крестьяне долго противились этому, но после того, как город заплатил за эти земли значительную сумму (2 миллиона 879 тысяч 955 рублей и 51 копейку!) строительство началось, и в 1898 году первая очередь начала действовать. В советское время возвели станцию аэрации, в которой использовались активные методы очистки, мощность ее довели до 300 тысяч кубометров очищенных стоков в сутки. Очищенная вода соответствовала сельскохозяйственным требованиям для выращивания овощных культур. По предложению академика-почвоведа Р.В. Вильямса эту воду стали использовать для орошения земель на нижних полях, а потом на землях местного совхоза. Памятью об этом времени остались улицы Нижние поля и Совхозная. С вводом в действие Курьяновской станции аэрации мощностью 2,6 млн. кубометров в сутки необходимость в Люблинской аэрационной системе отпала. Когда земли прежних полей орошения прошли период своего восстановления, их начали интенсивно застраивать жильем.
В 1923 году здесь началось сооружение жилых массивов из 2-6-этажных зданий. Они возводились силами предприятий, жилищных кооперативов. При содействии одного из организаторов советского здравоохранения Н.А. Семашко в 1924 году вошла в строй первая в Люблино районная больница.
При Н.К. Голофтееве Люблино уже не могло конкурировать ни с большими нарядными дачными поселками со всеми удобствами, ни с глухими уголками с нетронутой природой, хотя, тем не менее, пользовалось популярностью. Журнал “Искры” констатировал, что “…самый въезд в Люблино с вокзала напоминает собою любой из московских переулков на окраине Москвы. Скучные деревянные домики, стоящие посреди голого поля, где нет следов зелени, свидетельствуют о том, что ценность каждого клочка земли взвешена расчетливым собственником. В жаркую погоду — пыль, а в дождливую — грязь — являются единственным напоминанием о природе для неприхотливых дачников, которые находят удовольствие селиться для летнего “отдыха” в упомянутых домиках”. За въездом в имение начиналась густая роща с расчищенными дорожками и прудами. В ней также были обычные дачи с мезонинами и низенькими заборами. Из экономии места они нередко строились слишком близко друг от друга.
Понемногу некоторые дачники начали увлекаться велосипедным спортом. В Люблино стали приезжать и велосипедисты из Москвы. 27 июня 1895 г. руководство Московского клуба велосипедистов устроило для членов клуба совместную поездку по Подмосковью, начавшуюся от Серпуховской заставы. Посетив Коломенское и Царицыно, велосипедисты доехали до Люблино, а затем отправились в Кузьминки. Общая протяженность пройденного ими маршрута, завершившегося в Сокольниках, составила около 40 верст.
В 1896 и 1897 гг. одним из люблинских дачников был академик Ф.И. Буслаев, одно время занимавший тот же пост, что и ранее А.А. Писарев — председателя Общества любителей российской словесности. Ф.И. Буслаев скончался в Люблино 31 июля 1897 г.; его могила находится на территории Новодевичьего монастыря в Москве.
Источники:
Е.М. Юхименко. Люблино прекрасное, Люблино милое. Москва, 2005.
http://hist-usadba.narod.ru/
http://ru.wikipedia.org/